Домик Лермонтова

Скромный, чисто выбеленный домик под камышовой кровлей располагался когда-то на окраинной Нагорной улице, ведущей к самому подножию Машука. Как помним, в таком же примерно месте подыскал себе жилище и лермонтовский Печорин: «Вчера я приехал в Пятигорск, нанял квартиру на краю города, на самом высоком месте, у подошвы Машука: во время грозы облака будут спускаться до моей кровли. Нынче в пять часов утра, когда я открыл окно, моя комната наполнилась запахом цветов, растущих в скромном палисаднике. Ветки цветущих черешен смотрят мне в окна, и ветер иногда усыпает мой письменный стол их белыми лепестками. Вид с трех сторон у меня чудесный…»

Первым владельцем домика был отставной плац-майор Василий Иванович Чилаев, построивший его на своей усадьбе для сдачи в наем приезжим посетителям вод. Внешне домик напоминает обычную крестьянскую хатку-мазанку, каких тогда много было в окрестных казачьих станицах: стены обмазаны глиной и выбелены известью, окна со ставнями, закрывавшимися на ночь. Стоял домик посреди двора и потому назывался «средним». Тогда такое жилье считалось вполне приличным, а по месту расположения – очень удобным: неподалеку находились источники и ванные здания, а при желании можно было совершить прогулку в Цветник или на бульвар, где обычно собиралось «водяное общество», или еще дальше – к самому Провалу.

Владелец усадьбы Чилаев был человек весьма аккуратный и свое хозяйство вел очень тщательно. Имелся у него так называемый «Имянный список», представлявший собой особую памятную тетрадь, куда непременно заносились имена и звания всех постояльцев. О своих новых квартирантах, двух молодых офицерах, появившихся на усадьбе майским днем 1841 года, Василий Иванович записал, что «с капитана Алексея Аркадьевича Столыпина и поручика Михаила Юрьевича Лермонтова из С.-Петербурга получено за весь средний дом 100 рублей серебром».

Сумма по тем временам довольно приличная, но это плата за все летние месяцы, до окончания курортного сезона. В домике четыре жилые комнаты, имеются также сени, прихожая и небольшая буфетная, а в подвальном помещении находилась кухня. В двух комнатах разместился Столыпин, а две другие, с окнами в сад, занял Лермонтов. По хозяйству хлопотали сопровождавшие поэта тарханские крестьяне Иван Соколов и Иван Вертюков, а помогал им Христофор Саникидзе, крепостной Чилаева.

Обстановка в домике скромная и в точности соответствует той, какая была здесь при жизни поэта. Восстановить ее удалось по сохранившимся планам и описаниям. Наиболее подробное из них оставил русский литератор Петр Кузьмич Мартьянов, посвятивший ряд статей последним дням жизни Лермонтова. Он побывал в домике спустя три десятилетия после гибели поэта, встречался с В.И. Чилаевым и записал его рассказ о пребывании Лермонтова в Пятигорске и образе его жизни в домике. Тогда же Мартьянов составил детальное описание комнат и мебели, иногда даже с указанием размеров.

«Общий вид квартиры далеко не в ее пользу, – замечает в своих записках Мартьянов, – низкие приземистые комнаты, стены которых оклеены не обоями, но просто бумагой, окрашенной домашними средствами… Не может не казаться странным, что поэт, имевший хорошие средства к жизни, мог помещаться в таком скромном домике. Впрочем, если принять во внимание, что и теперь, спустя почти 30 лет, Пятигорск не представляет больших удобств для приезжающих на воды, само собою уяснится, почему поэт избрал себе на время курса такое скромное помещение…»

Приемная

Всё здесь напоминает обычное жилище кавказского офицера тех лет: невысокие дощатые потолки, крашеная черным мебель простой солдатской работы да кое-где коврики на стенах. В первой из комнат, приемной, у окна стоит стол, покрытый полотняной скатертью, здесь же два стула, а напротив, у стены, дорожные вещи: колясочный сундук, обитый телячьей кожей, и деревянная шкатулка для бумаг.

На стенах висят две акварели со сценами из кавказской жизни. Существует предание, что именно Лермонтов подарил их хозяину домика. Подобные сюжеты есть, конечно, и на рисунках поэта, но эти акварели не подписаны, и достоверность предания по сей день вызывает справедливые сомнения. А вот о большой литографии, помещенной в приемной, можно сказать вполне определенно: ее автор – друг Лермонтова, известный художник Григорий Гагарин, и называется она «Адыги, спустившиеся с гор». Похожие сцены Лермонтов не раз мог наблюдать в горских селеньях.

Буфетная

Из приемной можно заглянуть в буфетную, отделенную от комнаты тонкой деревянной перегородкой. Здесь хранились столовые принадлежности. На столике – складной дорожный самовар и чайные чашки на подносе; в шкафчике, среди посуды – старинное домотканое полотенце с вышитым на нем гербом лермонтовского рода. Под гербом такая же вышитая надпись: «Sors mea Iesus». Это девиз рода, означающий в переводе с латыни: «Судьба моя Иисус».

Дверь из приемной ведет в комнату Столыпина. Алексей Аркадьевич Столыпин приходился поэту двоюродным дядей, хотя и был моложе его на два года. Его отец, Аркадий Алексеевич, был родным братом бабушки Лермонтова, Елизаветы Алексеевны Арсеньевой, урожденной Столыпиной. Лермонтов и Алексей Столыпин, имевший среди друзей прозвище Монго, вместе учились в Юнкерской школе, откуда были выпущены офицерами в лейб-гвардии Гусарский полк. В чине капитана Столыпин вышел в отставку. Он был секундантом поэта на его дуэли с Эрнестом де Барантом, а любое участие в поединке считалось в глазах царя серьезным проступком. По настоянию Николая I Столыпин был вынужден вернуться на службу и вместе с Лермонтовым отправиться на Кавказ.

В комнате А.А.Cтолыпина (Монго)

В спальне Столыпина у окна стоит небольшой стол. На нем раскрытая книга и кое-какие вещи офицерского обихода: длинная курительная трубка (чубук), табачница и подсвечник. Здесь же портрет Столыпина в одеянии курда – копия лермонтовской акварели. У стены – железная складная кровать, незаменимая в походных условиях. Известно, что точно такая же была и у Лермонтова. Справа от кровати деревянный шкаф, на нем висят офицерский сюртук и фуражка. Это форма Тенгинского пехотного полка, в котором поэт служил в последние годы своей жизни.

Первая из комнат на лермонтовской половине – гостиная, где по вечерам собирались друзья поэта, в большинстве такие же молодые офицеры, как он сам. «У Лермонтова я познакомился со многими из них, – свидетельствует декабрист Н.И. Лорер, – и с удовольствием вспоминаю теперь имена их: Алексей Столыпин (Монго), товарищ Лермонтова по школе и полку в гвардии; Глебов, конногвардеец, с подвязанной рукой, тяжело раненный в ключицу; Тиран, лейб-гусар, Александр Васильчиков, чиновник при Гане для ревизии Кавказского края, сын моего бывшего корпусного командира в гвардии; Сергей Трубецкой, Манзей и другие. Вся эта молодежь чрезвычайно любила декабристов… Гвардейская молодежь жила разгульно в Пятигорске, а Лермонтов был душою общества…»

Гостиная

Обстановка комнаты столь же проста и обычна, как и вообще в домике. «Слева, при выходе из кабинета, складной обеденный стол, – пишет Мартьянов. – В простенке между окнами стоит ломберный стол, а над столом единственное во всей квартире зеркало; под окнами по два стула. Направо в углу печь. У стены маленький, покрытый войлочным ковром диванчик и маленький же переддиванный об одной ножке столик». Остается добавить, что ковер над диваном украшен, по обычаю тех времен, дорогим оружием: кавказское ружье, пистолет немецкой работы и казачий кинжал. Круглый, «об одной ножке столик» – тот самый, настоящий, он сохранился здесь с лермонтовских времен, и, может быть, именно за ним поэт выводил пером свои последние строки.

Из гостиной дверь ведет в комнату поэта, служившую ему кабинетом и спальней. «В кабинете такое же 16-ти стекольное окно, как и в спальне Столыпина… Под окном довольно большой стол с выдвижным ящичком, имеющим маленькое медное колечко, и два стула. У глухой стены противу двери… длинная и узкая о 6-ти ножках кровать и трехугольный столик. В углу между двумя дверями печь, по сторонам дверей четыре стула… Михаил Юрьевич работал на том самом письменном столе, который теперь стоит в кабинете, и работал большею частию при открытом окне. Под окном стояло черешневое дерево, и он, работая, машинально протягивал руку к осыпанному черешнями дереву, срывал и лакомился черешнями.

Спал он на той же самой кровати, которая стоит в кабинете и теперь. На ней лежал он, когда привезли его с места поединка, лежал он в исторической красной канаусовой рубашке. Кровать эта освящена кровию поэта, а также и обеденный стол, на котором он лежал до положения в гроб».

Обстановка комнаты, увы, не сохранилась. Судя по описанию, она напоминала ту, которую сегодня можно увидеть в спальне Столыпина. Но комната Лермонтова в домике – место совершенно особое, здесь поэт предавался раздумьям, здесь он творил, здесь же покоилось его тело после дуэли. Казалось совершенно невозможным, если в комнате Лермонтова будут установлены похожие, старинные, но все-таки совсем чужие вещи. И тут в устройство музейной экспозиции вмешалась сама судьба.

Главную роль в этой истории сыграл троюродный брат и друг поэта – Аким Павлович Шан-Гирей. После гибели Лермонтова он разбирал вещи в его петербургской квартире и оставил себе в знак памяти письменный стол и кресло. Евгения Акимовна, дочь Шан-Гирея, впоследствии вспоминала: «С этим столом, как рассказывал отец, было у него связано много воспоминаний о поэте. За ним он читал отцу свои произведения. Накануне последнего отъезда Лермонтова из Петербурга они вместе разбирали бумаги, старые рукописи поэта, хранившиеся в ящиках его стола, отбирая нужные стихотворения для нового сборника, ненужные рукописи сжигали в камине».

Кресло и стол М.Ю. Лермонтова.

Через несколько лет Аким Павлович отправился служить на Кавказ и лермонтовские реликвии взял с собой. Они долго сохранялись в семье, а при основании музея в Пятигорске Евгения Акимовна передала их в домик поэта. Так после смерти Лермонтова судьба соединила его последнее пристанище и то, чем каждый писатель дорожит больше всего на свете, – его письменный стол. Это тем более справедливо, что именно в домике Лермонтов написал свои последние стихи. Здесь из-под его пера вылились такие шедевры русской лирики, как «Листок», «Пророк», «Морская царевна», «Выхожу один я на дорогу…»

На столе аккуратно разложены листы чистой бумаги, гусиное перо, другие принадлежности для работы да еще книги, которые поэт привез с собой в Пятигорск. У стола – старинное кресло, обтянутое черной кожей. Оно тоже принадлежало поэту, а других вещей в этой комнате нет, разве только на стене – полотно Л.Ф. Лагорио, прекрасный кавказский пейзаж.

Образ жизни Лермонтова в домике нам известен из записок П.К. Мартьянова. «Дом его был открыт для друзей и знакомых, – пишет биограф поэта, – и, если кто к нему обращался с просьбой о помощи или одолжении, никогда и никому не отказывал, стараясь сделать все, что только мог. Вставал он неодинаково, иногда рано, иногда спал часов до девяти и даже более. Но это случалось редко. В первом случае, тотчас, как встанет, уходил пить воды или брать ванны, и после пил чай, во втором же – прямо с постели садился за чай, а потом уходил из дому. Около двух часов возвращался домой обедать, и почти всегда в обществе друзей-приятелей… После обеда пили кофе, курили и балагурили на балкончике, а некоторые спускались в сад полежать на траве, в тени акаций и сирени. Около шести часов подавался чай, и затем все уходили. Вечер по обыкновению посвящался прогулкам, танцам, любезничанью с дамами или игре в карты… Лермонтов тоже играл, но редко, с соблюдением известного расчета и выше определенной для проигрыша нормы не зарывался… Иногда по утрам Лермонтов уезжал на своем лихом Черкесе за город, уезжал рано и большей частью вдруг, не предуведомив заблаговременно никого: встанет, велит оседлать лошадь и умчится один. Он любил бешеную скачку и предавался ей на воле с какой-то необузданностью. Ничто не доставляло ему большего удовольствия, как головоломная джигитовка по необозримой степи, где он, забывая весь мир, носился, как ветер…»

После дуэли в домик было доставлено тело убитого поэта. Слуги разрезали залитый кровью мундир и сожгли его во дворе. Наутро появилась полиция, чтобы описать оставшиеся вещи и бумаги. Навсегда покинув скромный приют, Лермонтов отправился отсюда в свой последний путь…

В 1884 году в Пятигорск была доставлена мраморная мемориальная доска, изготовленная по инициативе русского драматурга А.Н. Островского. Надпись, вырезанная на ней, гласила: «Домъ, въ которомъ жилъ поэтъ М.Ю. Лермонтовъ». С той поры и по сей день этот скромный знак памяти украшает лермонтовский домик. Отдать дань признания поэту сюда приходили Сергей Есенин, Алексей Толстой, Василий Шукшин. Трижды побывал в домике и наш великий земляк Александр Солженицын.

Ежегодно 27 июля, в день гибели Лермонтова, у домика всегда многолюдно. Здесь собираются почитатели поэта. Звучат его стихи. Много цветов, в открытом окне видна зажженная свеча. И словно оправдались строки его стихотворения «Сон»:

И снился мне сияющий огнями
Вечерний пир в родимой стороне.
Меж юных жен, увенчанных цветами,
Шел разговор веселый обо мне…

Лермонтов не погиб, падая лицом в машукскую траву. В тот миг он обрел бессмертие.